Св. Синод Православной Российской Церкви и свержение монархии. 

По материалам богослужебных книг. Профессор Михаил Бабкин 

Автор - профессор Российского государственного гуманитарного университета.

Аннотация: В статье рассматривается отношение Святейшего синода Православной российской церкви к свержению российской монархии в 1917 г. Источниковой базой исследования служат, главным образом, богослужебные книги, которые были исправлены высшим органом церковного управления в марте и апреле 1917 г.

Исправления были сделаны в связи, с одной стороны, с высочайшими актами от 2 и 3 марта – отречением императора Николая II от всероссийского престола за себя и за сына и «условным отречением» (до вынесения Учредительным собранием решения о форме правления в России) великого князя (некоронованного императора?) Михаила Александровича. С другой же стороны – в связи с переходом власти к Временному правительству.

С 3 марта 1917 г. Россия оказалась перед «исторической развилкой»: быть ей монархией (с учётом обширной социальной базы – с реальным шансом стать конституционной) или республикой в той или иной форме. В условиях отсутствия отречения от престола Дома Романовых, Св. синод фактически объявил его «отцарствовавшим» и распорядился вместо молитв за царскую власть творить поминовение «благоверного Временного правительства». В общественно-политическое сознание православной паствы стало внедряться представление о легитимности смены власти, о происхождении власти Временного правительства «свыше», а также о необратимости революционных событий.

Мотивы соответствующих действий членов Св. синода объясняются в русле историко-богословской проблемы «священства-царства». Высшее духовенство стремилось уничтожить, свергнуть царскую власть как своего «харизматического конкурента», чтобы быть единственной властью, обладающей божественной природой, чтобы на практике доказать свой тезис: «священство выше царства», «священство – вечно, божественно и непреложно, а царство земное – изменчиво, бренно и преходяще». В целом, в рассматриваемый период члены Св. синода выступили в качестве одной из составляющих сил российского освободительного движения.

Прим. ред.: С научно-справочным аппаратом и с сокращённым названием статья опубликована в номере журнала «Вестник Санкт-Петербургского университета. История» (Т. 62, 2017 г., Вып. 3), посвящённом 100-летию Революции 1917 года: https://vestnik.spbu.ru/html17/s02/s02v3/06.pdf

От автора: Статья была мне заказана для номера, посвящённого 100-летию Революции 1917 года. Интересен нюанс. Моя статья членами редколлегии почтенного журнала была направлена на анонимное рецензирование двум оппонентам. Одна из инстанций, как я "вычислил" - МГУ им. М.В. Ломоносова. Получив рецензии, члены редколлегии переслали их мне "для ответа".

Один из рецензентов (не знаю кто и откуда) дал положительный отзыв, высказав небольшие замечания, кои я учёл. По тексту же рецензии другого (по знакомым устойчивым словосочетаниям, общей стилистике, интонации и невнятной аргументации) я без труда узнал моего давнего "оппонента" - Ф.А. Гайду. Разумеется, отзыв его был абсолютно злопыхательский. А главное - на 90 % вообще не относился не только к теме статьи, но и вообще к делу.

 
(В частности, Гайда требовал от редколлегии журнала, чтобы в сведениях об авторе непременно было указано моё положение в старообрядческой иерархии! Плюс, чтобы Имя Спасителя значилось как "Иисус", но не "Исус". И проч.). В общем, я составил соответствующий ответ на опус "анонимного рецензента".

 
Редколлегия, ознакомившись с моим ответом на рецензию Гайды, статью ПРИНЯЛА К ПУБЛИКАЦИИ. (В частности, отвечая на бредовое требование/пожелание Гайды, я указал, что я крещён в РПЦ МП по "чину кентавра", и потому без перекрещивания не могу быть принят староверами...). Единственное замечание Гайды, которое я, "приличия ради", всё же вынужден был "учесть" - в написании: "И. Христос"...

***

В условиях наблюдающегося в современной России явления политизации религии становится актуальным исследовать богослужебные книги Православной российской церкви (ПРЦ) на предмет исторического развития в них формул поминовения государственных властей.

С 1448 г., т. е. с начала автокефалии (независимости) Русской митрополии от Константинопольского патриархата и вплоть до 1943 г. у «господствующей» в России Церкви не существовало официального, юридически зафиксированного наименования. В законодательстве и различной делопроизводственной документации высших органов управления Российской империи она называлась «Православная Российская», «Российская Православная», «Всероссийская Православная», «Всероссийская», «Православная», «Российская», «Русская», «Русская Православная», «Российская Православная Кафолическая», «Православная Кафолическая Грекороссийская», «Православная грекороссийская», «Православная Греко-Российская», «Греко-Российская», «Российская греческого закона» и «Российская Восточно-православная» церковь. Нередко в одном и том же документе звучали разные варианты названий. При этом в начале каждого слова всех этих названий прописные и строчные буквы писались абсолютно бессистемно, и соответствующие аббревиатуры (например, «ПРЦ», «ПГРЦ», «РПЦ») не использовались.

По многовековой церковной традиции, на каждом богослужении должны произноситься моления о государственной власти. Это очень важный момент в деятельности церкви в её взаимоотношениях с правительством и верующим народом, поскольку церковная служба ориентирована не только на Бога, но и на человека, стоящего в храме. (В период монархии молитвы о царе буквально не сходили с уст церкви: ежедневно все богослужения начинались и заканчивались поминовениями помазанника Божьего, власть царя в течение суток славословилась множество раз. Соответственно, формулы поминовений государственной власти являются своеобразными индикаторами политической позиции духовенства. Они также являются определённым средством пиара власти, создаваемым духовенством и ориентированным своим воздействием на паству.)

О том, что в богослужебных книгах содержится всё церковное учение, говорят святые отцы Русской церкви. Например, святитель Феофан Затворник (1815–1894) констатирует: «Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и всё нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг».

Исследователями Российской революции практически не задействованы такие исторические источники, как богослужебные чины и молитвословия. В работах специалистов, как правило, лишь упоминается, что в первые дни и недели Февраля 1917 г. высший орган управления ПРЦ – Святейший правительствующий синод - распорядился изменить, в соответствие со сложившейся политической ситуацией, богослужебные чины и молитвословия. Суть их сводилась к замене формул поминовений членов Дома Романовых на молитвы «о благоверном Временном правительстве».

Вместе с тем детального рассмотрения комплекса изменённых текстов исследователями не делалось. В данной статье предпринимается попытка восполнить соответствующий пробел, что позволит с новой стороны увидеть политическую позицию членов Святейшего синода в судьбоносные дни Февраля 1917 г., выявить фактически санкционированную им на богослужениях PR-кампанию новой власти. В свою очередь, рассмотрение обозначенных вопросов приблизит читателей к пониманию анатомии российской Революции.

Прежде же укажем на следующие исторические процессы, проходившие с рубежа XIX/XX вв. в области взаимоотношений духовенства ПРЦ и государства. В тот период представителями высшей иерархии ПРЦ постепенно проводилась деятельность, направленная на ограничение участия императора в церковном управлении, на десакрализацию царской власти и на создание в определённой степени «богословского обоснования» революции.

(Православные императоры имели определённые полномочия в церкви, но вместе с тем в разграничении их прав государственных и церковных была большая неопределённость. В результате, создавался повод для постоянного недовольства духовенства своим «стеснённым» положением, «угнетённым» из-за прямого или косвенного участия царя в делах церкви. Светская власть (народовластие), не вмешивающаяся в дела внутреннего управления церкви, дающая ей «свободу» действий и тем самым являющая свою благосклонность к религии, – более привлекательная форма государственной власти для стремившегося к «независимости» духовенства.)

Духовенство, стремясь освободиться от государственного надзора и опеки, желало увеличить свою власть за счёт уменьшения прав верховной власти в области церковного управления. В сознание православной паствы постепенно внедрялось представление о царе не как о духовно-харизматическом «лидере» народа и «Божием установлении» (помазаннике), а как о мирянине, находящемся во главе государства. Духовенство (в частности, члены Св. синода) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо иной формой правления нет, по сути, никаких принципиальных отличий: всякая, мол, власть – «от Бога» [Рим. 13, 1–2].

Кроме того, духовенство широко обсуждало новые модели церковно-государственных отношений, в которых не находилось места для императора как для помазанника Божьего. Рассматривая эти модели и понимая, что они могут реализоваться скорее всего лишь при смене в стране формы государственной власти, представители иерархии вполне допускали саму возможность такой смены. Основным мотивом соответствующих действий высшего духовенства было стремление разрешить многовековую историко-богословскую проблему «священства-царства» в свою пользу.

(Основной вопрос названной проблемы – что выше и главнее: царская или церковно-иерархическая власть? Он обусловлен, в свою очередь, следующим рассуждением. Поскольку Господь Исус Христос есть и Великий Царь, и Великий Архиерей («Царь царем и Архиерей архиереям»), то кого на земле (в мире дольнем) считать Его «живым образом»? земной «иконой Его первообраза»? – Царя или патриарха? У кого из них выше сакральный статус?

Кто из них есть местоблюститель Христов, истинный помазанник Божий? Кто является проводником «воли Божией»? Через кого из них в Священной державе реально осуществляется «Божия власть»? Из этих вопросов вытекают и другие, подобные следующим. Над кем нет никого, кроме Бога: над императором или над патриархом? Кто из них может судить всех, но не быть судим никем? Кто из них двоих, диктуя второму свою волю, переступает своеобразные границы? Кто из них может низлагать другого?)

Участвуя в десакрализации царской власти, т. е. волей-неволей выступая на стороне т. н. «освободительного движения», в предреволюционные годы духовенство способствовало прохождению в России секуляризационных процессов.

Наиболее яркое противостояние иерархов ПРЦ монархии (в контексте проблемы «священства-царства») выразилось в первые дни и недели Февральской революции – после высочайших актов от 2 и 3 марта 1917 г.: отречения от престола (за себя и за сына) императора Николая II, а также отказа (временного) от принятия верховной власти великого князя Михаила Александровича.

В «Акте об отказе великого князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти» от 3 марта, в частности, говорилось: «Принял Я твёрдое решение в том лишь случае воспринять верховную (царскую. – М.Б.) власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит …в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, …прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, …впредь до того, как …Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа». Речь шла не об отречении великого князя от престола, а о невозможности занятия им царского престола без ясно выраженной на это воли всего народа России. Великий князь (некоронованный император?) Михаил Александрович предоставлял выбор формы государственного правления Учредительному собранию.

До созыва же этого собрания он доверил управление страной созданному по инициативе Государственной думы Временному правительству. Его намерение основывалось на имевших место в российском обществе мнений о возможности существования в России конституционной монархии.)

С 3 марта Россия оказалась в условиях исторической развилки: быть ей монархией (с реальной перспективой принять конституционно-монархическую форму) или республикой (в той или иной форме). Соответствующий выбор должно было сделать Учредительное собрание.

После прихода к власти Временного правительства высший орган управления ПРЦ был поставлен перед необходимостью отражения в богослужебных чинах новой формы государственного правления. Встал вопрос: как и какую государственную власть следует поминать в церковных молитвословиях.

4 марта 1917 г. Св. синодом были получены многочисленные телеграммы от российских архиереев с запросом о форме моления за власть. В ответ первенствующий член Св. синода митрополит Киевский Владимир 6 марта разослал от своего имени по всем епархиям ПРЦ телеграммы (66 внутри России и 1 – в Нью-Йорк) с распоряжением, что «моления следует возносить за Богохранимую Державу Российскую и Благоверное Временное правительство ея». На следующий день, 5 марта, Синод распорядился, чтобы во всех церквях Петроградской епархии многолетие Царствующему дому «отныне не провозглашалось».

Впервые вопрос о молитве за власть Св. синод рассматривал 7 марта 1917 г. Его решением поручалось синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) произвести изменения в богослужебных чинах и молитвословиях соответственно с происшедшей переменой в государственном управлении. Но не дожидаясь решения этой комиссии, уже 7-8 марта Св. синод издал определение № 1226 «Об изменениях в церковном богослужении в связи с прекращением поминовения царствовавшего дома». Согласно ему, всему российскому духовенству предписывалось: «Во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление "о Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Правительстве ея"».

Анализ этого определения показывает, что, во-первых, в нём Дом Романовых уже 7 марта был провозглашён «царствовавшим»: до решения Учредительного собрания о форме правления и при фактическом отсутствии отречения от царского престола великого князя Михаила Александровича он стал поминаться в прошедшем времени. По роковому стечению обстоятельств (?), в тот же день Временное правительство постановило арестовать отрекшегося императора Николая II и его августейшую супругу, что было исполнено 8 марта. О реакции на это событие российского духовенства в архивах и других источниках нет никаких свидетельств.

Во-вторых, до революции существовала некоторая очерёдность в поминовении государственной и церковной властей. На мирных ектениях первым молитвенно поминался Св. синод, а после него – император и Царствующий дом, а на сугубых ектениях, на великом входе и многолетиях – в первую очередь император и Царствующий дом, а во-вторую – Св. синод; по освящении Св. Даров «первенство» упоминания в «тайных» молитвословиях хотя и было за членами высочайшей фамилии, но на возгласе «В первых помяни, Господи…» первым значился Св. синод.

В определении же Св. синода от 7-8 марта устанавливалась новая последовательность: на всех основных службах государственная власть (Временное правительство) стала поминаться после церковной. Т. е. «первенство по чести» в изменённых церковных богослужениях отдавалось церкви, а не государству. На наш взгляд, объяснение этого факта находится в русле рассмотрения проблемы «священства-царства».

Третьей особенностью рассматриваемого синодального определения является фактическое упразднение «царских дней». «Царские дни» имели статус государственных праздников и объединяли собой дни рождения и тезоименитств государя императора, его августейшей супруги и наследника Престола, дни восшествия на престол и коронования их императорских величеств. Эти «дни» носили ярко выраженный религиозный характер: накануне их обязательно служилось всенощное бдение, в сами дни совершались торжественные молебны «о здравии, благоденственном и мирном житии» высочайших особ, а также крестные ходы.

В дни восшествия на престол и коронации, как и на пасхальной седмице, полагался целодневный звон. Официально «царские дни» были отменены постановлением Временного правительства 16 марта 1917 г. Однако Св. синод, упразднив поминовение «царствовавшего» дома и распорядившись не поминать на богослужениях Царскую семью, хронологически опередил и предвосхитил постановление Временного правительства об отмене этих государственно-церковных праздников.

Обращает на себя внимание и установленное Св. синодом титулование нового правительства «Благоверным», а страны – «Богохранимой». Согласно терминологии, пришедшей в Россию ещё из Византии, «Благоверный» и «Богохранимый» – это царские титулы. Первый из них, например, в императорской России, был усвоен наследнику Всероссийского престола, поминавшемся на церковных службах «Благоверным Государем Цесаревичем и Великим Князем». «Еще молимся о …Благочестивых царех, и Благоверных царицах», – возносилось на заупокойных прошениях ектений.

В доперовское время с этим титулом поминался сам царь и члены его семьи: «О Благоверном и Богом хранимом царе и великом князе, имярек, и о его Благоверной царице и великой княгине имярек, и о Благоверных царевнах, и о всех болярех и воех его, Господу помолимся» и «о Благоверном и Богохранимом царе и великом князе, имярек», – звучало на церковных службах в середине XVII в.

В энциклопедическом словаре конца XIX в. дословно говорится: «Благоверный – то же, что и правоверный, т. е. исповедующий истинную веру. Употребляется у нас при церковном богослужении как титул членов Императорской фамилии, исповедующих православную веру». Помимо этого, в современном издании указывается, что аналоги этого слова – «благочестивый», «правоверный» и «православный». Именно «Благочестивейшими» поминались на церковных службах императоры и императрицы. Более того, одно из значений слова «Благоверный» – название чина (лика) святых императоров, царей и князей.

Второе из рассматриваемых титулований – «Богохранимый». Им, например, поминались на церковных службах государи Алексей Михайлович и Пётр Алексеевич.

Таким образом, члены Св. синода, усвоив 7-8 марта 1917 г. Временному правительству названные титулы, не только дали для паствы практически однозначные и политические, и морально-нравственные ориентиры по признанию новой власти, но и в определённой мере «сакрализовали» новую власть. Вместе с тем нельзя не согласиться со справедливым утверждением, звучащим на страницах «Православной энциклопедии», что Временное правительство не обладало какой-либо сакральностью.

Действия членов Св. синода по изменению богослужений были, на первый взгляд, вполне последовательны и логичны: поскольку до 2-3 марта 1917 г. церковное поминовение царя носило личностный, персонифицированный характер (в большинстве случаев император упоминался в молитвах по имени и отчеству), то упразднение молитвословий о царе казалось вполне закономерным. Однако вследствие отмены Св. синодом поминовения «имярека», автоматически исчезла и молитва о самой царской Богом данной власти [1 Цар. 8, 4–22], освящённой церковью в особом таинстве миропомазания. То есть император в определённом смысле отождествлялся с самой царской властью.

Упразднение же Св. синодом молитв об императоре было тождественно уничтожению поминовения царской власти. Тем самым, при сохранении молитвы о государственной власти вообще, в богослужебных чинах произошло сакральное изменение: царская власть оказалась «десакрализована» и уравнена с народовластием. Тем самым фактически был утверждён и провозглашён тезис: «всякая власть – от Бога»; т. е. и смена формы государственной власти, революция – тоже «от Бога».

При этом в некоторых богослужебных текстах поминовение царя носило фактически вероучительный (т. е. в определённом смысле идеологический), смысл. Так, в Богородичном тропаре утрени после произведённой Св. синодом 7-8 марта богослужебной замены, по всем церквам ПРЦ должны были произноситься такие слова: «Всепетая Богородице, […] спаси благоверное Временное правительство наше, емуже повелела еси правити (курсив наш. – М.Б.), и подаждь ему с небесе победу». Этим «вероучительным» молитвословием Синод фактически провозгласил тезис о божественном происхождении власти Временного правительства.

Причём это песнопение, содержащее чёткое указание на происхождение новой власти «свыше», в послефевральский период было весьма распространённым. Оно читалось не только на утрени, но и в чине освящения воинских знамён и последовании двух молебнов: первый из них – «певаемый во время брани противо супостатов», а второй – «певаемый во время брани против супостатов, находящих на ны (по-русски – на нас. – М.Б.)». Все три названных чинопоследования в условиях Первой мировой (или Великой) войны были весьма актуальны.

Весьма схожей с только что процитированным песнопением была изменённая в духе времени одна из стихир утрени службы иконы «Иверской» (из «Минеи дополнительной»). Она была утверждена к повсеместному употреблению 7 апреля единолично архиепископом Финлядским Сергием (соответственно – без Св. синода, находившемся на пасхальных каникулах). В ней молитвенно взывалось ко Господу: «Помози благоверным правителем нашим, ихже избрал еси правити нами (курсив наш. – М.Б.), и победы им на враги даруй».

При этом весьма показательно, что о какой-либо реакции духовенства на «вероучительную новость» о божественном избрании Временного правительства сведений в источниках не обнаружено.

Подробный перечень богослужебных изменений, составленный синодальной Комиссией по исправлению богослужебных книг, был рассмотрен и утверждён определением Св. синода № 1599 от 18 марта 1917 г. «Об исправлении богослужебных чинов и молитвословий». Изменения свелись к механической замене молитв о царской власти молитвами о «благоверном Временном правительстве».

Вплоть до первых чисел марта 1917 г., согласно утверждённой императором 31 июля 1904 г. форма поминовения

Высочайших Имён Августейшей фамилии была такова: «О Благочестивейшем, Самодержавнейшем, Великом Государе нашем Императоре Николае Александровиче всея России; о Супруге Его, Благочестивейшей Государыне Императрице Александре Феодоровне; о Матери Его, Благочестивейшей Государыне Императрице Марии Феодоровне; о Наследнике Его, Благоверном Государе Цесаревиче и Великом Князе Алексии Николаевиче, и о всем Царствующем Доме».

Причём, в том же определении царствующий дом вновь был упомянут в прошедшем времени, т. е. в качестве как бы уже ушедшего в прошлое. Фактически Дом Романовых высшим органом церковного управления был объявлен «отцарствовавшим».

С учётом же того, что молитвенное поминовение лиц династии Романовых (за исключением императора, императрицы, вдовствующей императрицы и наследника престола) осуществлялось неперсонифицированно (как «…и о всем царствующем доме»), то можно утверждать, что единственным основанием для отмены поминовения в целом всего Дома Романовых послужило вышеупомянутое объявление 7 марта Св. синодом этого Дома «царствовавшим» (т. е. в прошедшем времени). Иными словами, объявление Дома Романовых «царствовавшим», равно как и упразднение молитв за принадлежащих к нему августейших лиц (за исключением отрекшегося за себя и за своего сына Николая II, императрицы Александры Фёдоровны и, быть может с определёнными оговорками – великого князя Михаила Александровича) произошло по инициативе высшего органа церковного управления. Т. е. Св. синод буквально «сверг» (упразднил) богослужебное поминовение Царского дома. Хотя до решения Учредительного собрания о форме власти в России говорить об упразднении царского правления можно было лишь теоретически.

Смена государственной власти, происшедшая в России 2-3 марта 1917 г., носила «временный» характер и теоретически была обратима (в том смысле, что ограниченную с 23 апреля 1906 г. императорскую власть возможно было реформировать de jure в конституционно-монархическую). За такой вариант выступала, например, партия «Народной свободы» (точнее – её правое крыло). Лишь 25-28 марта 1917 г. на VII съезде своей партии кадеты внесли изменения в свою программу, констатировав желательность установления в стране республиканской формы

правления. Члены же Св. синода в первые недели марта 1917 г. фактически оказалось левее кадетов.

За установление в России конституционной монархии открыто высказывались и некоторые члены Временного правительства: в первую очередь – П.Н. Милюков и А.И. Гучков. Теоретически, в пользу такой формы правления могли отдать предпочтение и представители самого многочисленного общественно-политического объединения – правых партий, а также консервативное крестьянство. Так что за конституционно-монархический путь развития России на Учредительном собрании могла высказаться – в случае своевременной официальной поддержки со стороны Православной церкви, политический курс которой определялся Св. синодом – весьма значительная и влиятельная часть электората.

Если А.Ф. Керенским Россия была провозглашена Республикой через шесть месяцев после революционных событий февраля-марта 1917 г., то Св. синодом «молитвенно-духовно» (и «богословски», и «богослужебно») это было сделано уже буквально через шесть дней. Т. е. членам высшего органа церковного управления принадлежит временной приоритет в узаконивании российской демократии (народовластия).

Приоритет принадлежит им также и в изменении государственной, исторически сформировавшейся в Российской империи идеологии: своими определениями об изменении богослужебных книг Св. синод фактически отрешился от второй составляющей державно-монархического лозунга «за Веру, Царя и Отечество», символизировавшего эту идеологию.

В качестве ещё одной из особенностей определения Св. синода от 18 марта стоит отметить, что изменения им вносились не только в богослужебные книги (в «Триодь Постную», «Цветную Триодь», «Служебник», «Требник», «Последование молебных пений»), но и в учебные: а именно – в «Часослов учебный», по которому, в частности, обучались грамоте. Т. е. Св. синод «работал» на историческую перспективу: с соответствующей «заботой» о подрастающем поколении. Причём изменения в тексте «Часослова учебного» были растиражированы отдельно – в качестве приложения к официальному еженедельнику «Церковные ведомости».

Согласно тому же определению в литургическую практику (а именно – в помянник «Часослова учебного») было введено моление о центральных, местных и военных властях: «Спаси, Господи и помилуй державу Российскую и благоверное Временное правительство ея, благоверных правительствующий синклит, военачальники, градоначальники и все христолюбивое воинство … (и проч.)». Строго говоря, поминовение высших сановников – «правительствующего синклита» и градоначальников формально было оставлено прежним, дореволюционным. Но в новых реалиях смысл его уже был иной: моления возносились фактически за представителей центральных революционных властей и их ставленников на местах.

С учётом того, что Церковь, как Богом установленный институт, состоит из двух частей – «земной» (или иначе «странствующей») и «небесной» (или «торжествующей»), то проведённые высшим органом церковного управления изменения богослужебных книг непосредственно «коснулись» и святых, пребывающих во Царстве Славы.

Приведём ряд примеров. В службе святителя Феодосия, архиепископа Черниговского (память совершается 9 сентября) до Февральской революции говорилось, что этот угодник Божий «по блаженнем успении, предстоя Престолу Святыя Троицы, со дерзновением» возносит усердные молитвы о пастве своей, «о благочестивейшем императоре нашем и о всей земли российстей». Однако с 7 апреля 1917 г. по распоряжению архиепископа Сергия (Страгородского) – председателя синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг, «земной» Русской Церкви следовало поминать святителя Феодосия, как ставшего-де возносить молитвы не об императоре, а о «благоверных правителех наших»…

То же относится и к преподобным Феодосию Тотемскому (память 28 января) и Сергию Радонежскому (5 июля). До революции о них в настоящем времени говорилось, что они молятся, соответственно, «о христолюбивом нашем императоре» и «императору победительная на враги даровати». Но после – в связи с произошешими в России политическими соытиями, они стали-де просить Господа «о благоверных правителех наших» и «христолюбивому воинству нашему победительная на враги даровати».

До Февраля 1917 г. святитель Димитрий, митрополит Ростовский (служба 21 сентября) во Царствии Небесном молился «даровати мир и благоденствие миролюбивому императору нашему Николаю Александровичу, на враги победу и одоление, наследию же и державе его благотишие», а с 7 апреля 1917 г. – «даровати мир и благоденствие богохранимой державе российстей, воинству же нашему на враги победу и одоление». До свержения монархии преподобный Серафим Саровский (память 2 января) был «благоверному царю нашему на сопротивныя крепкий поборник» и «благоверному царю нашему похвало», а после – стал «богохранимей державе российстей на сопротивныя крепкий поборник» и «церкви православной похвало».

Таким образом, опираясь на такие источники как богослужебные книги ПРЦ, можно констатировать, что Февральская революция своеобразным образом «коснулась» Церкви Торжествующей (Царства Небесного). Святые угодники Божии в связи с российскими февральско-мартовскими политическими событиями 1917 г., с позволения сказать, «переориентировали» свои молитвы. Если до того ими возносились ходатайства к Богу за православного императора (помимо, разумеется, прочего), то после свержения монархии, согласно исправленным чинам «земной части» Церкви, во Царстве Небесном помазанник Божий святыми был как бы «предан молитвенному забвению».

Вместо него в молитвах святых стала поминаться «богохранимая держава», «христолюбивое воинство» и «благоверные правители» (т. е. члены Временого правительства in corpore). Причём эта «переориентация» «по объективным-де причинам» вполне соответствовала изменённым в первые недели 1917 г. богослужебным чинам и молитвословиям, изданным или высшим органом «земного» церковного управления. В «послефевральских» богослужебных чинах и молитвословиях ПРЦ в отношении к свержению монархии было «зафиксировано» единомыслие в молитвословиях «земной» и «небесной» Церквей..

По словам о. Сергия Булгакова, «Россия вступила на свой крестный путь в день, когда перестала молиться за Царя».

По сути такой же точки зрения придерживается и Н. Тальберг, который летом 1920 г. отозвался о сделанных в марте 1917 г. изменениях богослужебных чинов ПРЦ аналогично: «С первых же дней революции, […] когда в храмах Божиих впервые начинали святотатственно возносить молитвы за "благоверное" Временное правительство, ясно было, что Россия докатится и до большевизма, и до проигрыша войны».

11 и 12 марта 1917 г. члены Петроградского религиозно-философского общества, обсуждая на своих заседаниях новые реалии церковно-государственных отношений, сочли действия, предпринятые Св. синодом в первых числах марта, недостаточно правомерными. Члены названного общества постановили довести до сведения Временного правительства следующее: «Принятие Синодом акта отречения царя от престола по обычной канцелярской форме "к сведению и исполнению" совершенно не соответствует тому огромной религиозной важности факту, которым церковь признала царя в священнодействии коронования помазанником Божиим. Необходимо издать для раскрепощения народной совести и предотвращения возможности реставрации соответственный акт от лица церковной иерархии, упраздняющий силу таинства царского миропомазания, по аналогии с церковными актами, упраздняющими силу таинств брака и священства».

По сути своей, действия членов Св. синода действительно не обрели логического завершения, на что и указали члены Петроградского религиозно-философского общества. Но тем не менее актом, предотвращавшим возможность «реставрации» монархии в России, фактически стала замена богослужебных чинов и молитвословий.

Своей правкой богослужебных книг члены Св. синода фактически изменили церковное «учение» о государственной власти, которое исторически утвердилось в богослужебных книгах ПРЦ и до марта 1917 г. было созвучно державной триединой формуле «за Веру, Царя и Отечество». Изменение смысла заключалось, с позволения сказать, в «богословском оправдании» революции, т. е. в богослужебной формулировке тезиса о том, что «всякая власть от Бога»: как царская власть, так и народовластие. Члены Св. синода дали понять, что сущностных отличий между царской властью и властью Временного правительства для них нет. Т. е. нет-де и не должно быть места императора в церкви, не может быть царской церковной власти. Иными словами, власть царя преходяща и относительна. Вечна, надмирна и абсолютна лишь власть священства, первосвященника: «священство выше царства».

Иначе говоря, в богослужебной практике проводилась мысль, что смена формы власти как в государстве, так и в церкви (в смысле молитвенного исповедания определённого государственного учения) – явление не концептуального характера и вовсе не принципиальное. Вопрос же об «альтернативе» власти, т. е. о должном выборе Учредительным собранием между народовластием и царством, был Св. синодом решён и богословски, и практически в пользу народовластия.

Поминовение власти за церковными богослужениями имеет значительный как политический, так и богословский смысл. Об их, с позволения сказать, политической нагрузке можно заключить, в частности, из практики взаимоотношений церкви и государства. Например, в течение нескольких лет после Октябрьской революции, вплоть до середины 1923 года, в церквах ПРЦ отсутствовало поминовение государственной (советской) власти. (Строго говоря, известно исключение: 21 ноября 1917 г. при настоловании патриарха Московского и всея России Тихона (Беллавина) было вознесено моление «о […] здравии и спасении властей наших, […] о поспешении и укреплении христолюбивого воинства». В середине 1923 года вышедшему из заключения патриарху Тихону со стороны ГПУ (Государственного политического управления) было выдвинуто ультимативное требование. Его содержание сводилось к следующему: Православная церковь может быть до некоторой степени терпима атеистическим государством, если та признает советскую власть не только de facto, но и de jure.

Актом юридического, открытого и прямого признания и санкционирования Советов должен был стать патриарший указ о введении поминовения властей за богослужениями. (Проповеди, послания и распоряжения патриарха, увидевшие свет до ареста того в мае 1922 г., свидетельствовали лишь о фактическом, но не юридическом признании рабоче-крестьянской власти). Данным требованием ГПУ преследовало двоякую цель: с одной стороны – добиться признания своей «легитимности» со стороны ПРЦ (в чём в общем-то власть внутренне не нуждалась). С другой – данное поминовение должно было внести определённый внутрицерковный раскол: отпугнуть, оторвать от духовенства православную паству не только политически, но и религиозно-нравственно.

Отказа ПРЦ от исполнения требования ГПУ явился бы демонстративным отказом от официально-юридического признания советской власти. Причём к тому времени, к 1923 году, и западно-европейские державы, и буквально все слои русского народа уже признали советскую власть (хотя некоторые и подневольно). В этих условиях со стороны патриарха Тихона было дано принципиальное согласие на издание указа о поминовении советской власти за богослужением. Была выработана формула поминовения «властей» без выражения какого-либо – положительного или отрицательного – отношения к ним: «о стране Российской и о властех ея».

Протопресвитер Василий Виноградов писал, что начавшемся поминовением на церковных службах советской власти «отнималось ещё нечто дорогое для угнетённого народного сердца: здесь, в стенах храма, за богослужением, где всё оставалось неизменно по старине, русский человек чувствовал себя доселе как бы на блаженном острове (единственном только во всём царстве советского режима), на который ещё не проник вовсе этот режим. Здесь русский человек отдыхал душою не только религиозно, но и от всех кошмарных условий и впечатлений жизни под коммунистическим режимом. Здесь для него был драгоценный остаток другого мира – мира "Святой Руси".

Введение в богослужение упоминания Советской власти означало "ложку дёгтя в бочку мёда". Таким образом, введение этого поминовения в богослужение угрожало патриаршей церкви глубоким потрясением как чувства народной привязанности к патриарху – а на нём-то главным образом держалась внутренняя незыблемая спайка всего организма патриаршей церкви, так и особенно тяготения верующих людей этой эпохи русской жизни к богослужению вообще и, в частности, к богослужениям именно в храмах патриаршей Церкви, где, в противоположность обновленческим храмам, религиозное чувство не было доселе оскорбляемо каким-либо проявлением общности с безбожной властью».

В целом, требование советской властью определённого молитвенного поминовения характеризует её своеобразную религизацию, которая проходила в процессе становления коммунистического режима, как квазирелигиозной системы.

К месту заметить, что Св. синод в своих документах не использовал термин «народовластие». Однако выражение «власть народа» весной 1917 г. нередко употреблялось в проповедях и посланиях представителей иерархии ПРЦ, а также в материалах различных съездов духовенства. Термин «народовластие» употреблялся в отношении новой власти, пришедшей на смену самодержавному правлению.

Например, от архиереев звучало: «Русский народ […] взял теперь власть в свои руки под водительством нового Богом данного правительства», «С падением самодержавной царской власти, власть верховная возвратилась к народу», «Единоличная власть государей прекратила своё существование; народ стал сам у власти; сам теперь великий русский народ свободно, как захочет, устроит свой общественный и государственный порядок; сам теперь решит судьбу свою». Эти высказывания принадлежат, соответственно, епископам Рыбинскому Корнилию (Попову), Омскому и Павлодарскому Сильвестру (Ольшевскому), Оренбургскому и Тургайскому Мефодию (Герасимову). Также и в резолюции Всероссийского съезда духовенства и мирян говорилось, что «с падением царского самодержавия вся полнота верховной власти перешла к народу».

Теперь о богословском значении и смысле богослужебных текстов. На сей счёт современный иерарх – митрополит Волоколамский (до 7.05.2003 г. – епископ Подольский) Иларион (Алфеев), являющийся на настоящий момент председателем Отдела внешних церковных связей и членом Священного синода Русской православной церкви, пишет следующее:

«На мой взгляд, богослужебные тексты обладают для православного христианина неоспоримым богословским и учительным авторитетом. По своей догматической безупречности они следуют сразу же за Священным Писанием. Будучи не просто творениями выдающихся богословов и поэтов, но частью молитвенного опыта людей, достигших святости и обожения, богослужебные тексты по своему богословскому авторитету стоят, как думаю, даже выше творений Отцов Церкви. Ибо не всё в творениях Отцов имеет равную ценность и не всё получило общецерковное признание.

 Богослужебные тексты, напротив, признаны всей Церковью в качестве "правила веры", ибо в течение многих веков читались и пелись повсеместно в православных храмах: всё ошибочное и чужое, что могло бы вкрасться в них по недоразумению или недосмотру, было отсеяно самим Церковным Преданием; осталось лишь чистое и безупречное богословие, облечённое в поэтические формы церковных гимнов. […] Если в понимании какого-то догмата усматривается расхождение между, с одной стороны, тем или иным богословским авторитетом, а с другой – богослужебными текстами, я склонен отдавать предпочтение последним. И если учебник догматического богословия содержит взгляды, отличные от содержащегося в богослужебных текстах, то исправлять надо не эти тексты, а тот учебник. Тем менее допустимым я считаю исправление богослужебных текстов в угоду современным нормам "политической корректности". По пути такого исправления давно уже пошли многие протестантским общины. […] Всё, что говорилось выше о богословском авторитете богослужебных текстов, относится к "уставным" текстам богослужений суточного, седмичного и годичного [богослужебных] кругов, содержащимся в Служебнике, Часослове, Октоихе, Триоди постной, Триоди цветной и Минеях».

Практически о том же пишет и архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин) (1900–1985). Богослужебные книги он относит к т. н. символическим текстам Православной церкви, которые определяет как «все православные догматические памятники, выражающие от имени Церкви её веру и богословское учение». Архиепископ Василий говорит: «Православное вероучение выражается не только в официальных документах, символах веры, исповеданиях и соборных постановлениях, но и в церковном богослужении – в Божественной литургии прежде всего, в церковных песнопениях богослужебного круга затем».

Именно эти названные митрополитом Иларионом книги, согласно определениям Св. синода от 7-8 и 18 марта 1917 г., и были подвергнуты правке. Иначе говоря, правка богослужебных чинов по своей сути затронула область вероучения.

В русле политической линии Св. синода, рассматриваемой на примере исправлений богослужебных чинов и молитвословий, имело место и следующее богослужебное творчество. До весны 1917 г. заметное место на церковных службах занимало моление о столичных городах, в которых жили, или когда-либо жили цари, хотя бы и не христианские. Эти города в церковных чинах именовались «царствующими». К ним, кроме столицы Российской империи, относились Москва, Казань, Астрахань, Тобольск, Тифлис и Варшава. В этих городах на всех основных службах моления возносились не «о граде сем», а «о царствующем граде сем». В первые недели после революции в упомянутых столицах внимание верующих привлекло исключение из молитв слова «царствующий», что воспринималось как понижение статуса города и неуважение к его истории. Однако, согласно упомянутых определений Св. синода, сделанных в марте 1917 г., употребление таких «контрреволюционных», как «император», «царствующий» и им подобных, практически исчезло из официального лексикона богослужебной практики ПРЦ.

Таким образом, через несколько дней после начала Февральской революции Российская церковь перестала быть «монархической», фактически став «республиканской». (В послефевральский период 1917 г. государственный строй в России, по словам профессора Б.Н. Миронова, «трудно подвести под существующие в науке дефиниции»: страна была демократической республикой, но без парламента; причём она находилась в условиях, когда старый государственный порядок был уже разрушен, а новый ещё установлен не был. Потому, если говорить точнее, Св. синод в богослужебных чинах провозгласил Россию «народовластной» страной (то есть в которой установлена власть народа).

Говорить об этом позволяет тот факт, что Временное правительство, сформированное членами Государственной думы, в определённой степени являлось органом народовластия.) Не дожидаясь, по словам П.Н. Милюкова, «голоса высшего судьи и властелина – народа в Учредительном Собрании» об образе правления, Святейший правительствующий синод, повсеместно заменив поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия, фактически провозгласил в богослужебных чинах Россию республикой. Как неизбежное и закономерное следствие «духовных» действий церковной иерархии, Россия была объявлена А.Ф. Керенским 1 сентября 1917 г. республикой: ибо, с богословской точки зрения, действие «духа» предшествует и обусловливает действие «плоти».

Провозглашение А.Ф. Керенским России демократической республикой до решения Учредительного собрания (потенциально – высшего органа государственной власти) не имело юридической силы, а было осуществлено по желанию революционной демократии. Соответственно, и действия Св. синода являлись осуществлением желания представителей высшего духовенства – «революционной иерократии» – путём уничтожения царской власти разрешить многовековой теократический вопрос о «священстве-царстве» – вопрос о том, кто является главой земной церкви: светский или духовный владыка(?); кто главнее: первосвященник царя или царь – первосвященника(?).

Если различные политические партии и социальные группы общества, двигавшие революционный процесс, были заинтересованы в свержении авторитарной власти российского императора, то духовенство было заинтересовано не только в уничтожении монархии, но и, в первую очередь, в «десакрализации» царской власти. Священноначалие (в частности, члены Св. синода ПРЦ) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо формой народовластия нет никаких отличий: «всякая власть – от Бога».

Профессор С.-Петербургской духовной академии архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) о словах св. апостола Павла – «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» [Рим. 13, 1–2] – говорит следующее: «К сожалению, в истории толкования этих слов Апостола слишком подчёркивалась мысль о том, что всякая мирская власть, добрая она или злая, – от Бога (здесь и далее выдел. архим. Ианнуарием. – М.Б.). Из истории известно, что это часто вело к злоупотреблениям. Сказать о том, что власть от Бога – всё равно что ничего не сказать, ибо всё от Бога, не только власть. Как-то не принимается во внимание, что Апостол употребил не предлог apo (от), а предлог hypo (под). Далее он пишет, что власть всего лишь служанка Божия [Рим. 13, 4]. И это в ситуации, когда население Римской империи обожествляло власть и её носителей. Апостол ненавязчиво полемизирует с таким языческим заблуждением и указывает власти её место служанки. Если она добросовестно несёт свою обязанность исполнять волю Бога как своего Господина, то и наша совесть должна подвигать нас на послушание ей [Рим. 13, 5]».

Продолжение в ниже...... 

 Михаил Бабкин